Анну Кропачеву (имя героини изменено) в Кирове знают хорошо. И, когда в начале 2014-го соцсети заполнили сообщения, что девушке срочно требуются средства на лечение рака щитовидной железы IV степени, многие испытали шок. На тот момент Анне было 26 лет, а её дочери едва исполнилось полтора года.
Почему я?
О своём диагнозе она узнала случайно, хотя много лет наблюдалась у врача как раз со щитовидкой. Но в одном из известных в городе частных медцентров Ане твердили: всё хорошо, хотя шишка на её шее была видна уже невооружённым глазом.
«Врач говорил, что она увеличена из-за беременности, рожу - и всё пройдёт, - вспоминает Анна Кропачева. – Когда в роддоме лежала, мне говорили, что у меня анализы, как у трупа, надо бы пересдать. Но когда ты только родил ребёнка, разве об этом думаешь? Кормить, пеленать, не спать. Какие там анализы? Потом я, конечно, вспомнила о них».
Однажды девушка не смогла попасть к своему доктору, и мама записала её на приём к другому.
«Думала, как обычно, выйду из кабинета через 5 минут, но пришлось задержаться. Доктор диагностировал у меня новообразование и направил в Кировский онкодиспансер. Никто не говорил слов: рак, опухоль, в направлении были лишь цифры и буквы. Однако, как говорится, Гугл вам в помощь. Полазив в интернете, узнала: выживаемость людей с раком щитовидной железы довольно высока. Но всё равно, мягко говоря, расстроилась».
Наверное, оттого, что она была в шоке, Аня никому ничего не сказала - ни родителям, ни мужу.
«Единственная мысль была: «Ну почему я?!» Я не ем мяса, занимаюсь йогой, веду здоровый образ жизни, делаю всё, чтобы не попасть в группу риска. Но вот так случилось. Три дня проплакала, естественно, родственники заподозрили неладное и начали расспрашивать. Муж, который увёз меня в онкодиспансер, не догадывался, зачем. Помню множество людей в коридорах, и я знала, для чего все они здесь собрались. Эти переживания, наверное, невозможно описать словами. Какая-то грань между двумя пространствами. Из всей очереди диагноз подтвердился только у меня. Все остальные стояли счастливые, выдохнувшие, радостные, а я вышла в слезах».
Она долго шла по коридорам, казавшимся бесконечными, не слыша надрывающегося мобильного телефона, в голове бродили мысли о том, что нужно срочно доделывать какие-то дела. Муж, который, наконец, нашёл её, всё понял без слов.
Анне поставили диагноз: рак II стадии без метастаз и назначили дату операции.
«Сразу решила: на неё не пойду, потому что на этот день взяла билеты на концерт любимой группы «Ария», которая приезжает в наш город раз в 10 лет. И в день операции я слушала Кипелова».
Круги по воде
А потом девушка уехала лечиться в Москву.
«Меня многие спрашивают про блат, связи, про то, как я туда попала. Ничего такого у нас не было. Может, повезло, может, это была помощь свыше, но мой муж просто дозвонился до института клинической эндокринологии, и там взяли трубку. Ничего сверхъестественного».
Столичные доктора поставили девушке более серьёзный диагноз: фактически речь шла о неоперабельной опухоли, но медики пошли на хитрость.
«В противном случае нельзя было подавать заявку на операцию с оплатой от государства. Без неё стоимость была такая, что мы бы не потянули. И так продали всё, что могли».
Анну сразу предупредили об осложнениях в виде полной потери голоса и паралича руки. Одна голосовая связка у неё действительно не работает, но вторая в порядке. Друзья смеются: «Ну, наконец-то, тебе громкость поубавили!»
«Я не засекала, сколько пробыла в Москве, наверное, месяц-полтора. Операцию задерживали, потому что в отделении обнаружили инфекцию, и какое-то время пришлось пожить ещё и вне больницы. Все нервничали, потому что каждый день был на счету. Но потом всё пошло своим чередом. Я считаю, что попала к классным специалистам. Не знаю, как изнутри, но снаружи они сделали всё очень эстетично, не изуродовав ни шею, ни лицо, хотя у меня довольно длинный шрам. Кто не в курсе – ничего не замечают: он как тоненькая ниточка».
Пока девушка приходила в себя после операции, друзья организовали сбор средств: Анне требовалась терапия радиоактивным йодом, и её готовы были принять в Финляндии.
«Те, кто когда-то приходил ко мне на тренинги, на консультации, ещё за чем-то, собирали деньги на моё лечение - по 50, 100 рублей. Кого-то я уже забыла и вспоминала, увидев фамилии на платёжках. Знаете, словно от камушка, брошенного в воду, пошли круги. Это была волна благодарности!»
Три дня в «бункере»
«Делать облучение я поехала в Финляндию - в России не дождёшься. На него реально по блату попадают, а у нас таких связей нет. Давайте по-честному: вы разговариваете с ходячим трупом. Хочешь жить? Тогда попрыгай на одной ножке, потом на другой, а ещё стишок расскажи. И выбора у тебя нет. Ты будешь платить, вертеться, как уж на сковородке, и всё только ради того, чтобы продлить себе последние судороги - назовём их так. Но это - факт».
В финском центре работают не медики, а физики-ядерщики. Они облучают таблетку, которую проглатывает больной, получая немалую дозу радиации.
«Изотопы накапливаются в месте опухоли и убивают раковые клетки. Они, конечно, всё убивают, но этот способ считается более щадящим, поскольку идёт воздействие не на весь организм. При этом ты находишься в бункере, к тебе никто не приближается, еду передают, просовывая в щель в двери. Я, так как получила максимальную дозу, провела там три дня, обычно выходят через несколько часов».
8-часовая операция по сравнению с облучением оказалась пустяком.
«Бросало то в жар, то в холод, было очень тяжело. Жесть! А в бункере - огромное окно от пола до потолка, и вид на Финский залив. И вот я из последних сил ползла к окну, смотрела на закат и думала: «Если уж умирать, то хотя бы на красивом фоне…»
Вдобавок в бункере было холодно: экономные финны держали радиаторы чуть тёплыми. Переводчица рассказала Анне, что русские часто ломают батареи из желания сделать «погорячее», но это невозможно. Она принесла девушке второе одеяло, однако оно мало помогло, и выйти на волю хотелось ещё сильнее. Аня вспомнила фильм, увиденный в детстве - про матросов на подводной лодке, которые спасались от радиации тем, что пили много воды.
«Я пила почти без перерыва, буквально промывая себя. На третий день фон снизился до такой степени, что мне позволили выйти. Но со мной нельзя было находиться более 2 часов на расстоянии метра. И я очень обижалась тогда на мужа, которой боялся ко мне приближаться. Сейчас-то я его прекрасно понимаю».
Таких, как Аня, везут в Россию в специальном вагоне, потому что они «фонят». У проводников, машинистов и пограничников есть номера тех, кто подвергался облучению, и подтверждающие документы. Особых пассажиров обязательно проверяют на наличие радиоактивности.
С Кропачевыми ехала девушка, фон которой буквально зашкаливал – у неё не оказалось денег на пребывание в бункере. Забившись в самый дальний угол, она всю дорогу дрожала в ознобе.
«Из вагона вышла последней, а на перроне на неё налетел парень с букетом и крепко обнял. Девушка плакала, отталкивала его, кричала, что теперь он точно облучился, а он только прижимал её крепче. Это было так трогательно, романтично, человечно, что я тоже не удержалась от слёз».
Время подумать
«Недавно у меня внутри будто всё перевернулось. Хоронили девушку, которая умерла от рака. Она боролась два года, но ничего не помогло. И на похоронах со мной что-то произошло: смотрела на неё и думала, что это я должна лежать в гробу. А когда возвращалась с кладбища, прямо-таки бежала назад, к людям, к жизни».
По словам Ани, у неё было достаточно времени, чтобы поразмыслить о своей жизни. Постепенно приходило понимание, что болезнь – это факт, надо смириться и что-то делать.
«Ведь мы, собственно, ничем не отличаемся от здоровых людей, у нас есть даже преимущество – мы знаем, когда умрём. Есть возможность завершить свои дела и осознанно подойти к последней черте. Болезнь, как кнут, который подхлёстывает тебя каждый день. Что ты болеешь гриппом, что онкологией – тяжесть состояния у всех разная. Ты можешь быть здоровым и впадать в хандру, либо больным, но радоваться чему-то. Это – твой выбор, в каком состоянии находится в момент процесса. Осознать всё это очень сложно. Я пришла к этому уже после пережитого, потому что когда болела, находилась в тяжелейшем стрессе. Мне довелось пообщаться с онкобольными, и, честно скажу, не встретила ни одного со сколь-нибудь позитивным мышлением. Они все уже умерли. Заранее. Не мне их судить – в их шкуре я не побывала. Для меня всё пролетело, как страшный сон. Было ощущение, что я с детства к этому готовилась. Не была готова только к этой, конкретной, ситуации, паниковала внешне, очень переживала, но внутреннее спокойствие присутствовало».
Анализируя то, что с ней произошло, Аня пришла к выводу: в какой-то момент она всерьёз устала от жизни.
«Все казались обузой, и происходящее настолько не радовало, что легче было вытянуть ноги и – всё. Видимо, я настолько этого пожелала, что так и произошло. Но, слава Богу, я успела сорвать стоп-кран. Я всё поняла, осознала, давайте отмотаем плёнку назад. Конечно, никто о выздоровлении не говорит. Я-то, естественно, считаю себя здоровой, но бывших онкобольных не бывает. Пока всё нормально».
И тут же признаётся: «Мне бы притормозить немного, стать спокойнее, но нужно ещё учиться тому, чтобы ничего не делать».
Родилась, не родившись
«Как-то я почувствовала: «Всё. Я остаюсь жить». И единственное, ради чего я остаюсь, - смотреть на закаты. Это была настолько странная мысль, что я её запомнила. Было ощущение, что жизнь закончилась и, не родившись, я родилась заново. Не надо учиться говорить, ходить, но ты можешь начать жить заново. И я реально зависла: что мне со всем этим многообразием теперь делать?»
Ещё до операции муж сказал ей: «Опухоль удалят, и всё будет, как раньше». Разумеется, этого не случилось.
«Я увидела, насколько дорога маме с папой, но это было и так понятно. И мужу, конечно. И я их, как любила, так и люблю. Но эта проверка коснулась не только родственников, потому что до сих пор, встречаясь с бывшими друзьями, читаю в их глазах немой вопрос: «Ты ещё жива?» Меня очень многие похоронили, а я, зараза, жить осталась. И что с этим делать, им неизвестно. Почему-то наши миры разошлись».
Говорят, такие испытания как сигнал: нужно что-то изменить. Но девушка считает иначе.
«Единственное, что ты должен поменять - это начать радоваться жизни. С чем сравнить? Допустим, нужно подготовиться к какой-то важной встрече, сделать всё на высшем уровне - на пять с плюсом. А у тебя получилось на твёрдую четвёрку, что тоже хорошо, но вдруг понимаешь: вместо того, чтобы тратить все силы на проведение этого мероприятия, ты можешь полюбоваться красивым закатом или поиграть с ребёнком. Приоритеты меняются. Но я этому до сих пор учусь, потому что всю жизнь прожила по одним шаблонам, а теперь у меня их просто нет».