Поводом для нашей встречи с популярнейшим шоу-мэном (хотя он не любит, когда его так называют) Борисом Файбышенко стал его недавно прошедший день рождения. Как признался сам именинник, этот день для него — прежде всего повод подвести некоторые итоги.
День рождения — грустный праздник?
Владимир Николаенко, АиФ-Вятка: Борис, и всё-таки скажите: день рождения для вас – праздник?
Борис Файбышенко: Если честно, я не могу называть его праздником. Это особый день, действительно, но в последнее время он превратился в некое подведение итогов, размышление о жизни. Не так давно, к сожалению, я потерял маму, и в этот день рождения, когда я проснулся, первое, про что я думал – это про неё. И весь день моего дня рождения был какой-то немножко философский.
Кстати, когда я утром проснулся - у меня в соц.сетях было 1068 поздравлений. Спасибо всем, кто поздравил!
- А подарки любите получать?
- К сожалению, я к ним равнодушен.
- А дарить?
- А вот дарить очень люблю. Просто невероятно люблю что-то придумывать с этими подарками. Ненавижу конвертики, сертификаты. Мне нравится придумывать что-то оригинальное, что в данный момент, как мне показалось, человеку очень понравится.
- А в детстве был какой-то подарок, после которого вы для себя решили: «Ну вот, мечта сбылась!»?
- Да! Мне бабушка подарила джинсы «Монтана». Настоящие американские! На дворе — 1983 год. Это было просто что-то невероятное, я был самый крутой парень. Вот это действительно был подарок, от которого я был просто в дичайшем восторге!
Назад, в прошлое
- Вот мы и перекинули мостик в детство. А какое оно у вас было?
- Как мне кажется, оно было достаточно счастливое, потому что я рос в такой типичной еврейской семье, где ребёнок – это культ. Образование, питание, все на этом помешаны. Поэтому можно сказать, что моё детство было очень счастливое, пока не родилась у меня сестра. На меня стали мало обращать внимания, я сначала расстраивался, даже один раз сбежал из дома, мне было пять лет. Но ненадолго: сам пришёл домой после обеда. А потом мне этот недостаток внимания понравился. Отлично, никакого контроля, делай что хочешь. Даже курил немножко, в пять-то лет. Но с той поры никогда в жизни я больше не курил.
- Кстати, не все знают, что родились вы не в Кирове.
- Я просто абсолютно не кировчанин! Я родился в столице Украины, а всю свою жизнь до 16 лет я прожил в городе Сквира Киевской области, что в 100 километрах от Киева и в 20 километрах от Белой Церкви.
- Борис, вот вы умный начитанный человек. Кому этим обязаны?
- В семье был культ образования, все еврейские мамы на этом помешаны. Даже когда я хотел помогать в огороде, мне говорили: «Слушай, тебе это не надо, иди книжки читай». Когда меня хотели забрать в спорт-интернат, потому что я был неплохим спортсменом, отец меня не отпустил, сказал: «Ты должен зарабатывать головой, а не ногами». Поэтому они все были помешаны, они меня развивали, они со мной играли в шашки, в карты. Кажется, боже мой, с ребёнком в карты?! А это, между прочим очень мозги развивает!
Мои дедушка и бабушка разговаривали со страшным еврейским акцентом, потому что они учились в еврейских школах. А я всё время пропадал на стадионе, потому что мы жили от него в 10 метрах. Дедушка мне сделал в заборе калиточку, я в неё выходил – и сразу стадион. Естественно, я там пропадал. И он сделал бабушке из лестниц такой подъёмчик. Она вставала на него, её видно было по пояс, и кричала мне всё время: «Боря, деточка, иди кушай хлеб с маслом с повидлой». Я говорил: «Бабушка, зачем ты говоришь, что мы будем кушать?» Она отвечала: «Пусть все знают, что у нас есть что покушать». У нас туалет был на улице, так когда я там сидел, она мне кричала: «Боря, не сиди так просто, думай о чём-нибудь!».
Дурак редко бывает с чувством юмора.
А ещё – разговоры, когда собирается много евреев. А у них же, во-первых, невероятный юмор, который построен на самоиронии, это немаловажно. И это всегда, в основной своей массе, очень умные люди. Поэтому когда меня спрашивают «где ты всего этого набрался?» про юмор, про какие-то интеллектуальные способности, я говорю: «У моего дедушки во дворе». Там все играли в домино, в карты, каждый вечер приходили друзья: евреи, русские, греки, украинцы. И вот я сидел и всё это впитывал.
Ну и, естественно, книжки. Учился я хорошо, и читал много.
- Как считаете, чувство юмора – это врождённое? Или оно развивается?
- Я убеждён, что врождённое. Его можно скорректировать, назовём это так, и оно от среды, как говорится, зависит. Но на 95% это всё-таки генетика, мне так кажется.
Я считаю, что в этой стране, в которой мы живём, чувство юмора - основополагающее. Это защитная реакция. Мой дедушка говорил: «Мы русские люди вне зависимости от национальности должны быть с юмором, иначе нам будет сложно». И поэтому меня всю жизнь это спасало, помогало, располагало, и всё прочее. Как бы ко мне плохо могли не относиться изначально – минут через 15 разговора все ко мне относились хорошо. В первую очередь это из-за того, что есть некое чувство юмора. Но оно невозможно, на мой взгляд, без каких-то интеллектуальных способностей. Дурак редко бывает с чувством юмора.
Как Алла Пугачёва
- Ну что же, пробежимся, так сказать, по биографии. Например, годы службы в армии вспоминаете?
- Да, вспоминаю. У нас же многое во снах приходит. Иногда вдруг, когда меня во сне забирают в армию, я просыпаюсь в холодном поту. Но свойство человеческого организма – вспоминать только хорошее. И поэтому, в первую очередь вспоминаю много-много хорошего.
Понимаю, может это звучит банально – но в армии я сумел остановиться и проанализировать жизнь. Знаете, чем отличается армия от сегодняшнего положения? Нас в армию не забирали, мы туда ходили. Сами. У меня была возможность откосить, но я делать этого не стал.
Во время учёбы в педуниверситете я был жутко популярный. И несясь по течению этой жизни, я там много чего растерял, на мой взгляд. Стал мало уделять внимания учёбе. Потерял физическую форму, как ни странно, хотя я учился на спортфаке. у меня в школе она была в 10 раз лучше. Я как-то растаял во всех этих соблазнах, которые несла популярность. И армия дала мне возможность остановиться и проанализировать. Потому что в армии мы же живём в двух измерениях: том, что там происходит в данный момент, и в воспоминаниях о прошлом. Причём вспоминается в основном хорошее. Поэтому я там остановился, всё проанализировал и вернулся чуть-чуть другим человеком. Я действительно стал взрослее: уходил в армию юношей, а вернулся молодым мужчинкой.
- И весёлых историй оттуда наверняка привезли немало?
- Это точно. Вот, к примеру, одна из них. Я там возглавлял театр. Мы с концертами гастролировали по южной группе войск, а служил я в Венгрии, выступали в различных войсковых частях. Но однажды к нам приехал командующий южной группой войск, генерал-полковник Бурлаков. И его жене очень концерт понравился. Потом они поехали отдыхать на Болотон, это такой знаменитый венгерский курорт. И нас позвали туда, чтобы мы выступили перед генералами и полковниками, которые там отдыхали. Приехали, выступили, а потом нам говорят, что за нами автобус придёт только через три часа. И дали нам ни бассейн, ни озеро, что-то среднее такое, искусственное озеро. И сказали «это будет ваше, вы можете провести там какое-то время». А там ходят миллионеры с сигарами, женщины без лифчиков. 88-й год, мы в шоке. Ездили мы не в военной форме, в гражданке. Но трусы, которые греют колени, остались. И как-то в этих трусах выйти на пляж, когда кругом какая-то невероятная жизнь: не наша, не советская. В общем, мы собрали все деньги, что у нас были, и купили шесть плавок. А нас было 12 человек. И вот 6 человек купаются 10 минут, переодеваются, передают плавки другим. Это было очень смешно, забавно, но сейчас вспоминается очень по-доброму.
- Мы коснулись громадной популярности в институте. А каким образом вы оказался в кировском педе?
- Когда у меня спрашивают, кем ты был в университете - в институте в те времена - я отвечаю: «Аллой Пугачёвой». Если институт – это маленькая страна, то в этой стране я был Аллой Пугачёвой.
А вообще в Кирове я оказался абсолютно случайно. Если бы не Чернобыль, я бы сюда и не приехал бы никогда. Но когда я заканчивал школу, случилась эта авария, и у меня начала болеть голова. Никто не мог понять, что со мной происходит, пока меня не привели к старому-старому доктору, ему наверно лет 80 было. У него была фамилия Фришерман. Он сказал, что у меня восприимчивость к радиации, и меня надо отсюда убирать, а желательно вообще с Украины. И тогда родилось решение ехать сюда, в Киров. Легко поступил на спортфак, потому во-первых, учился я хорошо, школу закончил с одной четвёркой всего по украинскому языку, а во-вторых, во многих видах спорта я был крутой спортсмен.
А популярность пришла случайно. Я просто шёл по коридору, ко мне подошёл человек и сказал: «Слушай, ты не хочешь попробовать сыграть в театре? Мы ставим спектакль о молодом Пушкине, не хочешь попробоваться на роль Пушкина?». Ну я был молодой, красивый, кудрявый. Пришёл пробоваться. Естественно, пробы я не прошёл, потому что пришёл парень - вылитый Пушкин. Но я сыграл Кюхельбекера. И как-то заразился этой бациллой под названием «сцена».
Я сыграл Кюхельбекера и как-то заразился этой бациллой под названием «сцена».
Потом был конкурс первокурсников, где я получил приз «Лучшему ведущему». А потом в канун Нового 1986 года впервы в городе организовали КВН. И меня от педа пригласили быть ведущим. Тогда не было одного ведущего, от каждого института был свой. Мы по игре проигрывали одно очко политеху, а сельхоз сильно отстал. Последний конкурс – оценка ведущих. И сельхозовцу поставили двойку, политеховцу тройку, а мне – пятёрку. И так получилось, что мы выиграли на один балл вроде как за счёт последнего конкурса, конкурса ведущих. Тут на меня свалилась какая-то немыслимая популярность, на дискотеке каждая девочка хотела со мной познакомиться и потанцевать, все меня звали в гости. После этого я понял, что сцена — моя судьба.
Когда вернулся из армии, стал работать в молодёжном театре. Хотя сомнения были. Я закончил университет в 1991 году и стал на распутье: что делать дальше? Жилья нет, денег нет. Возвращаться на Украину к родителям? Если оставаться в Кирове, то где жить? И меня спас институт, который меня позвал работать на кафедру художественного воспитания. То есть остаться в институте и работать на кафедре. А ещё мне дали общагу, жильцы которой на 90% девушки. Куда ж я отсюда уеду? И я остался!
- Удивительно, что даже после того, как вы перестали работать в институте, ещё много-много лет связь с ним не теряли.
- Я и работал долго, но это было такое лёгкое совмещение. А потом всё время туда приходил. Я всегда сидел в жюри, и честно признаться – сейчас это, конечно, не очень радостно – но моё мнение было решающим. И когда я понял, что студенты начали делать номера под меня, под мои вкусы, под мои какие-то пристрастия, я понял, что нужно уходить. Потому что так не должно быть.
Я перестал что-либо там «жюрить», что-либо ставить, что-либо там возглавлять, прихожу просто как гость.
Не хуже телевизионного
- А был на кировских и российских студвёснах номер, который вас как члена жюри очень-очень удивил? Такой, чтобы «ах»?
- Их было немало. Когда-то я увидел Диму Карпова. Сейчас это просто невероятный оперный певец, работает в театре оперы и балета, гастролирует по всему миру. Но я сразу понял, что какой-то обыкновенный вятский парень из Шабалино наделён просто невероятным божественным голосом. Удивлялся, когда свои первые номера стал показывать «Каданс», это прародители «Миграции». У них номер такой был, с крестом, я был просто сражён невероятно. Когда Руслан Мамедов показывал свои пародии.
Я был на 14 всероссийских студенческих вёснах, всероссийских. Там я очень много чего видел, просто невероятного. Чтобы уж закончить тему: когда на студвесну приехали «Руки вверх», а я сидел в жюри, то они никуда не прошли меня. Я сказал, что очень плохо они поют.
- В девяностые годы шоу-группа «Чайники» была явлением в молодёжной среде Кирова. Как вы «нашлись»?
- Когда в 1993 году готовились к Первой Всероссийской студвесне, меня вызвали в областной комитет по делам молодёжи (я его называл тогда «комитет по борьбе с молодёжью») и говорят: «Ты должен собрать команду из всех вузов, лучших из лучших, и везти их в Самару». Дима, Руслан, конечно, безумно талантливые, я не мог их не взять. И первую премию взяли «Чайники», а Дима Карпов взял гран-при всего фестиваля. Нас стали приглашать в другие города. Гастролировать, гастролировать, гастролировать. Я выступал в роли продюсера, подыгрывал в сценках, где не надо было петь, был ведущим.
Мы первые сумели превратить эту лёгкую культуру в бизнес-культуру. А после «Чаепития в Вятке» вообще стали жутко популярными людьми. По большому счёту, это была череда случайностей. Но, как мне кажется, талант – он всегда найдёт лазейку.
- 23 года вы возглавляете жюри кировского КВН. КВН действительно уже не тот?
- Наоборот – КВН стал тот. Вот именно сейчас тот КВН, который мне нравится. Единственное, мы потеряли часть зрителя, и это печально. Ну, «о времена, о нравы!» Современных молодых людей трудно завлечь интеллектуальным юмором. Им хочется ходить в клубы, посидеть в ресторане. Но та часть молодёжи, которая ходит на КВН, и главное – та, что играет в КВН – она очень крутая. Она очень интересная и мне очень нравится. КВН в последние годы по качеству юмора очень хорош. Очень! Я вообще считаю, что после ухода последних монстров типа Пятигорска, «СОКа» и всех прочих мы сейчас смотримся не хуже телевизора.
Отец в ответе
- Сейчас я хочу совсем в другую сторону уйти. Обычно мужчины говорят, что для них работа важнее, чем семья. Вы в этом плане очень отличаетесь и всегда говорите, что для на первом месте в вашей жизни – дети.
- Это генетика. Мы же смотрим на своих бабушек и дедушек, на своих родителей, и потом уже моделируем свою жизнь, чаще всего, точно так же. Поэтому я абсолютно не отличаюсь от своих мамы и бабушки: помешан на детях. Для меня это самое важное, я живу какой-то их жизнью, могу им не уделять слишком большое внимание, но при этом влияние моё на них колоссальное. Я никогда не ударил своего ребёнка, я никогда не повысил голос на своего ребёнка, но для моих детей я абсолютно непререкаемый авторитет. Могу на них посмотреть, и они понимают, что я чем-то недоволен. Я очень лояльно отношусь к своим детям, и что поразительно для меня – они выросли невероятно хорошими. Не знаю, что из них получится, но то, что они хорошие люди – за это отвечаю. А для меня это немаловажно.
- Про родителей уже не раз сегодня вспоминали.
- До определённого момента в своей жизни я пытался понравиться своим родителям, а потом – и до сих пор это происходит – я пытаюсь понравиться своим детям. Мои родители – простые люди, которые всю жизнь свою положили на детей. У них не было ничего такого особенно яркого в жизни: они не были в Лас-Вегасе, они не были в дорогих ресторанах, они не носили фирменные шмотки. Ничего этого не было, но им это не надо, особенно маме моей, её вообще это не интересовало. Её интересовало, что я покушал. Когда у меня родился ребёнок, её интересовали только внуки, и она посвящала им всё своё внимание, всё своё время, всю свою жизнь. И поэтому, если у папы были какие-то вредные, в хорошем смысле этого слова, привычки, мы могли с ним и выпить, и за жизнь поговорить, то мама у меня была абсолютно… ну нельзя говорить «святым человеком». Безгрешным. Она никогда ничего не старалась делать для себя, у неё вся жизнь была построена на нас. Как мне кажется, таких людей сейчас очень мало.
До определённого момента в своей жизни я пытался понравиться своим родителям, а потом – и до сих пор это происходит – я пытаюсь понравиться своим детям.
Я не считаю, что всегда это правильно, надо и про себя думать. Но мои родители вот, отец, слава богу, жив, мамы нет – они такие. И благодаря им я может быть кем-то стал. Мне кажется, что это некая сублимация энергии моего рода воплотилась в таком мне. Хорошо это или плохо – пока не знаю. Может быть, я был бы хорошим математиком или экономистом. Но я стал вот таким.
Кто-то в жизни плывёт по течению, кто-то строит свою жизнь сам. В интервью уже не раз прозвучало, что череда случайностей в вашей жизни сыграла свою роль. Тем не менее, мне кажется, что вы свою жизнь сами построили. Вам это строение нравится?
Та модель жизни, которую я себе выбрал – она просто невероятная. Мне в ней так комфортно. И если бы не здоровье, то можно было бы сказать, что я абсолютно счастливый человек. Правда. Я всю жизнь был свободен. Надо мной никогда не было никаких начальников, а если и были, то я быстро от этого избавлялся. Я живу так, как мне нравится.
Как-то гениального Жванецкого спросили: «Что ты хочешь сказать своему сыну? Какое пожелание?». Он ответил: «Я скажу ему одну вещь: имей совесть и делай, что ты хочешь». Вот я всю жизнь имею совесть и делаю, что хочу в рамках Уголовного кодекса.
Я часто над одним феноменом задумывался: почему всегда в любом месте, где бы я ни был, даже в армии – я был популярен? До конца сам себе не нашёл ответа на этот вопрос. Я не понимаю, что это. Какое-то может есть обаяние, какая-то притягательная сила, какая-то энергия, которая располагает людей – я не знаю. Не могу назвать себя таким уж верующим человеком, но когда, выходя на сцену, мне в голову приходит смешная мысль и люди на неё реагируют, то думаю есть в этом проявление чего-то божественного. А иначе как это объяснить? Чередой химических реакций? Хочется более романтично думать.